Ян Пётр Сапега (1569-1611), двоюродный брат Льва Сапеги, активнейший участник польско-литовской интервенции в Московскую Русь во время Смуты, оказывал помощь Лжедмитрию II. Кем же он себя считал? Наверняка белАрусом. Как бы не так.
Воспоминания о Смутном времени нам оставил служивший в польском войске (в том числе в военном лагере Сапеги) немец Конрад Буссов (1552-1617). В своей "Московской хронике" он писал:
"Полководец под Троице-Сергиевским монастырем Иван-Петр-Павел Сапега, сидя однажды со своими офицерами за столом, превозносил храбрость ПОЛЯКОВ, quod Romanis non essent minores, imo majores (что они не ниже, а даже выше римлян), и среди многого другого сказал он также и следующее: «МЫ, ПОЛЯКИ, три года тому назад посадили на московский трон государя, который должен был называться Димитрием, сыном тирана, несмотря на то, что он им не был. Теперь мы второй раз привели сюда государя и завоевали почти половину страны, и он должен и будет называться Димитрием, даже если русские от этого сойдут с ума: Nostris viribus, nostraque armata manu id facimus (нашими силами и нашей вооруженной рукой мы сделаем это)». Это я слышал собственными ушами" (https://www.sedmitza.ru/lib/text/439096/#note_link_1022).
ПЕТР ПЕТРЕЙ
ИСТОРИЯ О ВЕЛИКОМ КНЯЖЕСТВЕ МОСКОВСКОМ
Димитрий видел, что шведский полководец близко, войско его потерпело большое поражение, а москвитяне ободрились, видя, что ему нечего взять у них, и не хотели сдаваться; он послал Яна Сапегу осаждать Троицкий монастырь и не давать ничего привозить в Москву из прочих мест. Сапега столько же сделал под монастырем, сколько Лжедимитрий под Москвою. Но как он причинял везде много вреда стране, занял и загородил все дороги и проходы, то великий князь послал из Москвы 30000 воинов, все конников, и дал им в начальники своего брата, Ивана Ивановича Шуйского, который должен был задать полякам пир под Троицей. В двух милях от монастыря встретился им Сапе-га с войском: они бились храбро, поляки начинали уже трусить и два раза обращались в бегство.
Наконец Сапега собрался с духом и сказал своему подчиненному войску: “Любезные братья и земляки! Если мы будем все бежать, нас перебьют и никто не избегнет смерти Польша так далеко отсюда, станем же лучше сражаться по-рыцарски, чем бежать и давать себя бить, как трусливых непотребных женщин: пусть каждый постарается, сколько сил хватит, а я буду первым и передовым вашим в любви к славе, доблести и чести. Следуйте за мною! Бог наверное отдаст неприятеля в наши руки” Они напали с такою силой и бешенством на москвитян, что перебили их несколько тысяч; других же прогнали в Москву. Такой урон в людях до того лишил бодрости и обессилил великого князя, что он уж больше не осмеливался выходить в поле без шведского войска, оставил в покое и Сапегу до тех пор, пока не прибыл шведский полководец и не прогнал от монастыря поляка.
Это выдержка из оправдательного письма полковника Будзилло королю Сигизмунду Вазе из московского заточения (14 января 1613 года). Он объясняет причину сдачи посполитых интервентов русским воинам:
"Наступило затем редко слышанное, по крайней мере, скрываемое [у других], а у нас почти явное самопожирание. Настало время принять последнее решение — терпеть и выносить все, что только может человеческий разум придумать, чтобы выдержать такое положение, избегая даже подозрения, что кроме смерти в состоянии что либо заставить нас сдаться, заботясь единственно о том, чтобы мы ни в какой нашей обязанности не провинились перед отечеством, как его сыновья, перед милостивым нашем государем, как его слуги и верные подданные, И КАК ПОЛЯКИ — ПЕРЕД НАШИМ НАРОДОМ, и оставили будущим временам памятник доблести, наконец подкрепляя себя надеждою, что когда нибудь получим желанную военную помощь или, по крайней мере, продовольствие; но хитрый неприятель, зная, что у нас в крепости голод и что к нам может прийти помощь поздно, зная также, что мы, как люди рыцарские, готовы умирать и что когда кровь обильно льется, то судьба еще держит в нерешительном положении весы, не хотел нападать на нас силою оружия, но умыслил стеснить нас голодных и полумертвых и однако ожидающих помощи и не вступающих ни в какие переговоры, ярмом голода и выморить нас" (http://www.vostlit.info/Texts/rus11/Budilo/text3.phtm..).
"Наступило затем редко слышанное, по крайней мере, скрываемое [у других], а у нас почти явное самопожирание. Настало время принять последнее решение — терпеть и выносить все, что только может человеческий разум придумать, чтобы выдержать такое положение, избегая даже подозрения, что кроме смерти в состоянии что либо заставить нас сдаться, заботясь единственно о том, чтобы мы ни в какой нашей обязанности не провинились перед отечеством, как его сыновья, перед милостивым нашем государем, как его слуги и верные подданные, И КАК ПОЛЯКИ — ПЕРЕД НАШИМ НАРОДОМ, и оставили будущим временам памятник доблести, наконец подкрепляя себя надеждою, что когда нибудь получим желанную военную помощь или, по крайней мере, продовольствие; но хитрый неприятель, зная, что у нас в крепости голод и что к нам может прийти помощь поздно, зная также, что мы, как люди рыцарские, готовы умирать и что когда кровь обильно льется, то судьба еще держит в нерешительном положении весы, не хотел нападать на нас силою оружия, но умыслил стеснить нас голодных и полумертвых и однако ожидающих помощи и не вступающих ни в какие переговоры, ярмом голода и выморить нас" (http://www.vostlit.info/Texts/rus11/Budilo/text3.phtm..).
Комментариев нет:
Отправить комментарий